Татьяна Черниговская: "Мозг умеет учиться. Он делает это постоянно"

В Москве 18-20 мая проходит Международный нейрохирургический форум, приуроченный к открытию нового нейрохирургического комплекса Национального научно-практического центра нейрохирургии им. академика Н.Н. Бурденко и конгресс-центра. В ожидании репортажа  ExpoTrade.ru предлагает задуматься о святая святых - нашем мозге и вспоминает слова, пожалуй, самого известного специалиста в сфере нейронаук Татьяны Черниговской:

Наш мир еще никогда не был таким сложным и информационно насыщенным. И дети, которые растут в этом мире, - совсем другие дети. Когда я писала кандидатскую диссертацию, был вопрос, где взять литературу. Сейчас вопрос, как от нее избавиться. Каждый день в любой области знаний выходят десятки хороших научных статей, которые не то что осмыслить – прочитать некогда. Получается, информация – что есть, что ее нет. Ты ведь не можешь ею воспользоваться.

В этой связи непонятно, что делать с образованием. Мы же не можем держать детей в школе 16, 20 лет. С другой стороны, не можем делать вид, что все закончилось на Ньютоне. Потому что после Ньютона много чего еще было. Получается, мы детей обманываем. Человечество уже имеет знания далеко идущие, а мы о них детям не говорим. Значит, нужно говорить не обо всем. Как-то ужимать эти знания. Но как ужимать, по какому принципу? Никто не знает.

ЕГЭ – это как если бы тест «влезь на дерево» проходили слоны, дельфины и тюлени. Понятно, что залезть они туда не могут. Но нам же надо как-то их объективно оценить! И Пушкин с Лермонтовым – если бы им предложили сдать ЕГЭ, его точно бы провалили. Что не отменяет их гениальности. Тогда зачем нам этот экзамен? Что он может показать? Один мой приятель однажды адаптировал тест IQ для русскоязычной публики. Он дал мне дискету. Я вставляю ее в компьютер, и она мне выкидывает вопрос: «Платье в штате Техас стоит – условно – 154 доллара 34 цента, налог на продажу- 4,75. А в штате Айова такое же платье стоит столько-то. Где лучше купить платье?» Я эту задачу, даже если меня в масле варить, не решу. Потому что я плохо считаю. Но если в ответ на это создатели программы скажут, что у меня низкий интеллект, я злобно посмеюсь. Потому что я-то знаю, что он у меня высокий, и, несмотря на природную скромность, сообщаю это публично

Может быть, вообще не надо вкачивать в детей такое количество информации? Зачем им – условно – знать таблицу логарифмов? Или когда Наполеон женился на Жозефине? Может, лучше в Google это узнать за 1,5 секунды? Но если мы отступим на другой полюс, мы будем иметь тотальных дилетантов везде. Они не будут знать ничего, кроме общих идей, что тоже плохо. Я же, например, не хочу попасть к хирургу, который знает общие идеи. Я хочу попасть к хирургу, который хорошо знает анатомию. Может быть, тогда надо учить детей извлекать информацию? Например, мы часто говорим своим студентам: “Открывайте Google, если вы забыли, как соус делать. А вообще это не то место, где ищут серьезную информацию”. И даем список сайтов, которым мы доверяем. Учить надо метавещам – где брать, где искать. Детей надо научить учиться.

Древние греки так тренировали память. Они, ложась спать, пытались в мельчайших подробностях вспомнить прошедший день. Что делали, когда проснулись. Куда потом пошли, кого встретили и так далее. Очень хороший способ, веками испытанный. А вообще их много. Одни, чтобы что-то запомнить, любят таблички. Другим помогают движения. Включается дополнительный фактор: я в это время прыгала или на велосипеде каталась. А другие, как я, когда надо сообразить, где это было написано, вспоминают: «Это была желтенькая такая книжечка. Я еще поставила на нее чашку с кофе, и на той странице у меня чашка отпечаталась! А вот что там было написано». Я никому не обещала, что буду запоминать, как компьютер. Как могу, так и запоминаю.

Если ребенок хочет лежать на полу кверх ногами и пожирать килограммы конфет, - на здоровье. Какая разница, где он будет что-то учить? Почему он должен при этом сидеть прямо за столом? Это индивидуальные вещи. Одному для работы нужно, чтобы была музыка, другому, чтобы ее не было. 
Кроме того, обучающийся должен осознать – он это учит, для того чтобы завтра сдать зачет? Или чтобы стать профессионалом в этой области? Или хочет всем показать, какой он крутой?

Еще очень важно понимать, сова вы или жаворонок. Если я раньше 10 вечера сяду делать что-то осмысленное, - это пустая трата времени. Я знаю людей, которые встают в 5 утра и работают, как чумовые. А я не могу этого делать, и не смогу никогда. Поэтому часто говорю студентам: лучшее, что мы можем для себя сделать, - это познакомиться с собой как можно раньше. Я какой? Я люблю быть на сцене и мне нравятся аплодисменты, или я люблю сидеть в углу и чтобы меня никто не трогал? Тогда я должен работать в архиве. Что я лезу-то на сцену? Зачем устраиваю себе стресс? Я умный или глупый? Ну, себе-то можно это сказать. Кем я хочу быть? Может, хочу быть красавицей и умницей – и все. Хочу быть женой, родить 18 детей. Не хочу учиться в университете. Зато я пироги пеку, как никто. Надо решить – моя цель всем нос утереть? Это одна задача. Продвинуться в науке, чтобы мне рукоплескали – другая. Заниматься наукой, потому что мне страшно интересно – третья. От этого зависит, как мы учимся.

Занятия музыкой ускоряют и активизируют работу мозга. Люди, которые рано начали петь, музицировать – они Альцгеймера своего сильно отодвигают. Потому что музыка, если начать ею заниматься в раннем возрасте – это очень интенсивная тренировка. Эти долготы, длиннноты, ударения – они улучшают качество нейронной сети, делают мозг более пластичным.

Обучение меняет мозг. Мозг, с которым мы пришли в этот мир, и тот, с которым каждый из нас из него уйдет – это совершенно разные структуры. В том, с которым мы заканчиваем земную жизнь, написан наш личный текст, ни у кого другого такого нет. Этот текст меняется каждую миллисекунду. Все, что мы сейчас говорим или слушаем, меняет наш мозг физически. Меняется качество и количество нейронов и их связей. Величина нервных волокон и даже среда, в которой лежат эти нейроны, меняется в зависимости от того, что и как мы учим.